Синельников (сборник рассказов) - Страница 49

При упоминании покойных Каменцева и Логвинова она искренне прослезилась, слазив платочком под феллиневские очки: «Вы представляете, ведь они все были у меня буквально накануне!», потом она сообразила, кто перед ней, слезы мгновенно высохли, а взгляд стал испуганным:

– Володя, вы что же, считаете, что это не был несчастный случай? Я уставился в сторону, чтобы отвлечься от злополучного носа.

– Инна Леонидовна, все произошло при не очень понятных обстоятельствах. Мы хотим разобраться. Скажите, сохранились школьные фотографии их класса?

На свет божий явился увесистый выпускной альбом в дорогущем переплете. В хорошей школе учились мальчики Петя и Володя. А вот и они – 10-й «Б» стоит в три ряда на трибунах школьного стадиона, внизу учителя. Безвременно засохшую девушку с неизгладимой печатью старой девы бесспорно определяю как химичку, раскормленный самодовольный бугай естественно, историк, проводник руководящей роли; одервенелый солдафон, само собой, военрук, насчет прочих затрудняюсь. Ребята узнаваемы сразу, есть такой тип лиц, черты которых, несмотря на все возрастные прибыли и убыли, сохраняют юношеский рисунок до глубокой старости. Но того, кого я искал, на снимке не было.

– Вот они в пятом классе, видите, какие смешные, – всхлипнула Инна. Но меня больше интересовал девятый, когда 10-й «Б» еще назывался 9-й «А». Нет, нет, нет, нет… Вот. Великие боги Олимпа, бессмертные духи Петровки… Вот он, будущий хитрый лис, юный и прекрасный лисенок с развеселым глумливым взглядом и копной непокорных кудрей… Похолодевшей рукой я развернул альбом к Инне:

– Кто это?

– Это Саша Пономарев, наш изобретатель… Он в десятом перешел в математическую спецшколу, на Волхонке… стал физиком…

Что-то такое, видимо, произошло с моей физиономией, потому что Инна Леонидовна смотрела на меня уже не с испугом, а с откровенным ужасом. Я собрался с силами и проглотил загустевшую слюну.

– А фамилию… когда он сменил?

Инна растерянно подняла глаза к потолку.

– Ну да, он взял фамилию отчима… Не помню… По-моему, когда они забегали ко мне на первом курсе, он уже был Сахно…

Благослови, Боже, учителей и учительскую память.

– Он родственник физика Пономарева? Из Петербурга?

– Дед был ученым… Его, кажется, расстреляли…

Я немного пришел в себя и для верности прижал альбом к животу.

– Инна Леонидовна, за что же ваш Пономарев так не любил Каменцева и Логвинова?

Инна впилась в меня диким взглядом и прошептала:

– Не может быть… Невозможно… Я только вздохнул.

– Все возможно. Они ссорились в школе, враждовали?

– Ну… у них было соперничество…

– А потом? Были какие-то совместные дела? Может быть, как-то связанные с девушками?

Она энергично затрясла головой.

– Если что-то и было, мне об этом ничего не известно. Нет, Володя, я не верю. Не верю, и все. Это какая-то чепуха. И вообще, никто из ребят не способен…

– Подождите, Инна Леонидовна. Еще вопрос. Такое имя – Минашин Василий Георгиевич – вам о чем-нибудь говорит?

Она снова искренне задумалась, наморщив лоб. Инна была искренним человеком, редкое качество в наше время, вот что влекло к ней бывших учеников спустя столько лет после школы… Хотел бы я знать, как к ней относится теперешняя молодежь.

– Ну как же, – вдруг сказала Инна. – Конечно, говорит. Он работал у нас учителем труда. Правда, недолго. Уехал куда-то.

Еще классики заметили, что человеческая способность удивляться имеет конкретные пределы, которые вполне реально перешагнуть.

– Хорошо, последний вопрос, на всякий случай. Гурский Станислав Сергеевич.

Нет, о таком она не слышала. Загадочная стрелка в сторону Папы оставалась.

– Значит, так, Инна Леонидовна. О нашем разговоре попрошу вас никому не рассказывать. Более того, если кто-то придет, или позвонит, или даже назовет мое имя, хотя бы даже сам Пономарев, воздержитесь, пожалуйста, от каких-либо обсуждений. Это мой телефон на всякий случай. И еще…

По-прежнему держа в руках альбом, словно боясь расстаться с ним, я опять уставился на фотографию.

– Была у Пономарева подружка? Девочка, с которой у него были… ну, хорошие отношения?

Инна снова взглянула на меня со страхом. Потрясающий нос давно перестал отличаться по цвету от остального лица.

– Была.

* * *

– Володя, – сказала Полина, – я понимаю, тебе дороги это балконное окно и дверь, ты вложил в них много труда, но с таким позором жить нельзя. Скоро зима, а это прямо какая-то разруха в годы гражданской войны. Во вторник пойдем заказывать пластиковое окно, надо спешить, пока скидки и профиль еще родной немецкий, а не лицензионный.

Я слабо застонал.

* * *

– Но в чем его логика? – спросил Игорек. – Он что, не понимал, что ты можешь заметить эту его обрезку, что мы все равно вычислим и школу, и фамилию? Или он маньяк, душевнобольной, который и знать ничего не хочет?

– Да никакой он не больной и все прекрасно понимает, – ответил я. – По-моему, он что-то задумал. Вообще тип какой-то трагический.

– Все это вздор, – оборвал наши излияния Старик. – Володя, извини, но ты меня разочаровал. Свое знаменитое вдохновение ты потратил на рутинное милицейское расследование. Даже если твоя затея с этой девушкой – Жанна ее зовут, да? – если эта провокация и сработает, нам все равно нечего ему предъявить. Вы арестованы, потому что в подвале разорвало куртку нашего сотрудника? Сахно надо брать с поличным, и только так, надо было придумать какой-то ход с этим прибором, вот на что ты должен был употребить свои таланты, а не стращать по школам отличников народного образования.