Синельников (сборник рассказов) - Страница 59

Еще два шага – и вот она уже стоит передо мной.

– Здравствуйте, сударыня. Я Бруно, хормейстер.

Она по-птичьи склонила голову влево и с той же улыбкой протянула мне руку.

– А я Брунгильда. Можно Брюн, можно Хильда – видите, как удобно. Ваши подопечные очень мило поют.

Мы улыбались друг другу как пара умалишенных и не знали, что говорить. Для меня это исключительно редкое состояние. Она придумала первая.

– Скажите, Бруно, а городские власти вас как-нибудь поддерживают?

После этих слов я почему-то вдруг почувствовал себя средневековым уличным музыкантом, до беседы с которым неожиданно снизошла богатая аристократка. Я ощутил на плечах длинный драный камзол.

– Ах, всемилостивейшая госпожа, – заплакал я, – о чем вы говорите? Нет, нет, никаких воспомоществований от магистрата. О, как черствы и холодны сердца под мехами и бархатом! Единое наше упование – это милость господня, да благодарное внимание ценителей – таких как вы, прекрасная госпожа. Роскошь общения – это единственная роскошь, которую мы можем себе позволить. А посему давайте пообедаем вместе, не покиньте павшего духом бедного артиста. В Альтштадте мне известно немало уютных задворок, подвальчиков и закоулков.

Комедия моя имела успех – красавица Брюн едва удерживалась от смеха. Но доброго смеха. Господи, вот самое главное – у нее был добрый взгляд. Она с хитрым видом склонила голову в другую сторону.

– А если я соглашусь, вы не откажете мне в одной услуге? Я попрошу вас выступить в госпитале Красного Креста. Там большая партия больных из Западной Африки, многие из них мои друзья, и мне хотелось бы поднять им настроение. Война и малярия мало радуют.

В ответ я глубоко поклонился, еще раз пробежав взглядом по удивительным пальцам.

– Великодушная госпожа, ради ваших прекрасных глаз мы пойдем на что угодно.

– Тогда я приглашаю вас на семейный обед. Надеюсь, вы умеете себя вести в приличном обществе? Как у вас с правилами хорошего тона? Не подведете меня?

– Фройлян Хильда, я живал в городах и мне случалась бывать в княжеских домах. Не беспокойтесь, при женщинах не выругаюсь и на пол не плюну.

– Ладно, скоро узнаем.

У нее оказался бывалого вида джип, и мы понеслись. По дороге выяснилось, что родом моя дама отсюда, из Дюссельдорфа, но последние годы провела где-то на границе Чада и Камеруна в какой-то гуманитарной миссии, дома всего два дня, что родители давно умерли, воспитали ее тетя, дядя и бабушка, у них-то она и живет… Тут-то у меня в мозгу зазвонил первый тревожный звонок – с позорным, гибельным запозданием проснулся инстинкт самосохранения – убить его, скотину. Джип завернул на ФридрихЭбертШтрассе, и тут ужас ледяными стопами прошелся у меня вдоль позвоночника:

– Камерун, Красный Крест, Эрика и Пауль Ветте… Ой, что-то мне нехорошо…

– Вы знали моих родителей? – изумилась Брюн.

Громадный дом, как ужасное подтверждение ужасной догадки, надвинулся на меня всеми архитектурными достоинствами. Шпили, башенки, балки, красные окна; джип без задержки въехал в распахнувшиеся ворота.

– Боже мой, – ахнул я. – Вы Брунгильда Ветте!

– Бруно. У меня возникает ощущение, что вы что-то скрываете. Вы что, уже выступали здесь?

Что правда, то правда. Успех вышел сокрушительный, иначе не скажешь.

– Брюн, – взмолился я, – давайте уедем отсюда. Музыканту не место в царских чертогах… он там себя скованно чувствует. Найдем что-нибудь попроще…

– Бруно, я хочу, чтобы вы мне рассказали о знакомстве с моей семьей. Ничего страшного не произойдет. Будет только бабушка, дядя вряд ли появится…

Все краше и краше.

– А он что, не в Дортмунде? Все равно, с меня и одной Амалии хватит.

Она даже задержала шаг

– Бруно, кто же вы такой?

Я слабо застонал. Образ неприкаянного уличного музыканта в судорогах доживал последние минуты.

На лестнице, отделанной диким гранитом, под сенью бронзового Меркурия, нас встретил старина Фердинанд, дух-распорядитель этого дома, личность фантастической судьбы – в прошлом сержант американского спецназа и чемпион Берлина в первом полусреднем весе.

– Привет, Ферди, – уныло сказал я, – Как нога?

– Привет, Бруно, – кивнул он. – Да и так, и сяк, сейчас вроде получше.

– Ферди, скажи скорей, что меня не велено пускать ни в каком случае.

Он слегка растерялся.

– Да нет, Бруно, такой команды не было…

И тут у Брюн – уж не знаю, по какой ассоциации – что-то перемкнуло.

– Так-так-так, – сказала она, подняв брови и покачивая головой. – Кажется, начинаю понимать… Бабушка Амалия мне писала… Так значит, перед нами легендарный Бруно Штейнглиц, отпетый – вот только не помню кто – изображает городского романтика… Позор золотой молодежи Дюссельдорфа – так она, по-моему, выражалась.

Я повернулся к Фердинанду.

– Ферди, дело дрянь. Уже в Камеруне знают.

По идее, самое время было бы сбежать и готовить второй заход, но в ореховых глазах развеселый индикатор «Да!» полыхал на двести ватт, и я решил рискнуть головой и заглянуть в логово льва.

Несчастный, ты получишь, что хотел. Логово? Будет тебе логово. Весь, так сказать, львятник представлен едва ли не в полном составе, что в это время дня и года – редкость исключительная. Но вот сшутил черт такую шутку – занесло меня в самое жерло, на традиционный (читай: ритуальный) обед, а еще говорят, что дуракам везет. Представляю в порядке появления. Вот этот линкор «Бисмарк» с седыми косами вокруг головы – это тетушка Амалия, глава семьи, хранительница традиций. Специальный гость из Дортмунда, мега-звезда, ее сын – супер-гипер-магнат-олигарх «Старый Карл», а по другому, невесть откуда неведомо когда взявшемуся прозвищу – «Железный Густав». Но он не Карл и не Густав, он Хельмут, а «Старый Карл» возник потому, что он уже лет десять как владелец концерна «Карл Вальтер и сыновья». Ну, не всего, но какой-то там главной части. Дядька внушительных габаритов, слон в узорчатых подтяжках, и на лице все какое-то крупное – нос, губы, вывернутые морщинистые веки с белесой изнанкой; смотрит с постоянным прищуром – попробуйте-ка, без тренировки нечего и думать, под глазами мешки, рот сжат в куриную гузку. Пышнотелая красотка на грани перезрелости – супруга, Магдалена Ветте, в недавнем прошлом – Магда Бергер, фотомодель и почти актриса. Раздобрела, но форму еще держит – все те же знаменитые высокие скулы и хищно вырезанные ноздри, фиалковые глаза. Напомаженный жеребчик – Руди, тоже племянник, Рудольф Ветте, избавившись от прыщей стал почти красивым. Лучший танцор Северной Рейн-Вестфалии, великосветский хлыщ, король салонов, всегда на шаг впереди моды, кумир дам. Работать неспособен органически. Считается моим другом. Мария и Гертруда, дочери от первого брака – на природе по случае летнего сезона. Слуги вдоль окон вторым эшелоном с салфетками. Посреди стола в сверкающем начищенными листьями и ручками саркофаге фирменное блюдо клана – сырный суп, если верить запаху из-под крышки, подпертой половником размером с булаву Хагена.